Белорус, отправившийся воевать на Украину на стороне ДНР, рассказал «Русской планете», зачем добровольцы на самом деле едут на Донбасс
В начале октября председатель КГБ Белоруссии Валерий Вакульчик, выступая в белорусском парламенте, предупредил: участие граждан страны в вооруженном конфликте на Украине на любой стороне — уголовно наказуемое деяние. «Безусловно, у нас есть ответственность за наемничество. При этом неважно, на какой стороне воюют эти белорусы. Это подпадает под действие нашего законодательства. В случае выявления и доказанности таких действий будет приниматься решение, — сказал глава КГБ. — Если такое уголовное дело будет, то это будет известно, СМИ об этом узнают».
Белорусы, которые принимают участие в военных действиях на Украине, могут быть привлечены к ответственности по статье 133 УК Республики Беларусь — «Наемничество». Статья предусматривает лишение свободы на срок от трех до семи лет. Ответственности подлежат и те лица, которые занимаются вербовкой белорусских граждан для участия в противостоянии на Украине (статья 132 УК). Вербовка, обучение, финансирование, иное материальное обеспечение и использование наемников для участия в вооруженных конфликтах или военных действиях наказываются лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет. Поэтому те белорусы, которые все же решили отправиться в охваченный войной Донбасс, в отличие от многих уехавших на Украину россиян, не раскрывают свои имена, опасаясь уголовного преследования. «Русская планета» побеседовала с одним из таких — 27-летним жителем Витебска, который до недавнего времени воевал в ДНР. Получив в ходе боев контузию, он вернулся в Витебск на реабилитацию.
— Меня зовут Сергей. Это настоящее имя — с таким именем ничего и придумывать не надо. На войне был позывной «Наездник», — начал разговор собеседник РП.
— Почему?
— Да не знаю. Наверно, потому что я как приехал, сразу заявил, что внутри БТРа ездить не буду, только на броне. Это первое, чему меня батя учил. Говорил: «Внутри сгоришь – и хоронить будет нечего. А с брони спрыгнул – и живой!».
— Много белорусов воюет на востоке Украины?
— Встречаются достаточно часто. То есть это не экзотика. Я бы сказал, поровну с обеих сторон, но это очень приблизительная оценка. Просто в Новороссии белорусы распылены — приехали по разным каналам, воюют в разных отрядах… На стороне Киева они более объединены, потому что туда ехали целенаправленно белорусские националисты, они друг друга знают. Еще в начале лета много говорили о белорусском отряде «Пагоня», который формируется, чтобы воевать на стороне Киева. Потом про него говорить перестали. Я так понимаю, ребята вошли в один из отрядов «Правого сектора» и сменили название, чтобы их сложнее было вычислить. Но там, у правосеков, я так понимаю, белорусы все же вместе держатся.
— Как ты сам попал на восток Украины?
— Я не могу это рассказать — я подставлю людей. Могу сказать, как не попал. Сперва у нас в Витебске стали появляться листовки от имени РНЕ, призывавшие ехать защищать Славянск. Много таких листовок я видел и когда приезжал в Минск. Везде была отсылка на группу «ВКонтакте», где, собственно, и проходила вербовка. Но я никогда не доверял баркашовцам, потому и не стал с ними связываться. Попал я туда уже позже, и сразу в Донецк — там как раз тогда все начиналось.
— Тебе много платили? Обещания по оплате вообще выполняли?
— Так, давай сразу определимся. Ни я, ни мои знакомые не ехали туда за деньгами. Но и не за идеей. Там вообще к «идейным» плохо относятся. Они едут, держа в голове какой-то романтический образ войны. А после первой перестрелки у них несколько дней понос. В прямом смысле.
Я скажу, кто туда ехал. Ехали те, кто не нашел себя в жизни здесь. Кому не светит ничего, кроме как спиться на местном заводе, жениться на некрасивой бабе и плодить детей, которым уготована такая же судьба. Кто не может вырваться из провинции, где все застыло так, как было 20 лет назад. Из тех белорусов, которых я там встречал, нет ни одного минчанина. Потому что у них менталитет другой, они иначе видят жизнь, у них другие возможности.
Я точно знаю, что минчане были на той стороне, у укров. Но там были националисты, из тех, что в 90-е по Минску с бело-красно-белыми флагами маршировали. Серьезные ребята, да. А те, кто ехал, как я — из провинции, — они никогда к политике отношения не имели. Ехали воевать потому, что нам объяснили: там будет новая страна, и жизнь в ней можно будет начать заново. Стать кем-то. Говорили, что когда все закончится, тем, кто пожелает остаться, дадут дом и землю. Что мы там героями будем, как и все, кто за независимость сражался. Конечно, деньги тоже обещали, но не золотые горы. То есть ехали не за деньгами, ехали за возможностью переломить свою судьбу.
— С кем вам там доводилось воевать «плечом к плечу»? Это местные? Наемники? Добровольцы?
— В разных регионах все по-разному. Там даже в двух соседних боевых зонах все может быть по-разному. Как было у нас — примерно 50 на 50. То есть половина местных, половина приезжих. Приезжие — в основном из городов юга России, добровольцы. Много таких же, как мы, то есть потерявшихся по жизни, сидевших без работы. Это в Белоруссии тебя работой всегда обеспечат, пусть в провинции и платят копейки, но государство работу даст. А ребята, что приехали из, скажем, Камышина, Саратова, Оренбурга, рассказывали, как по полгода без работы сидели.
Один мне говорил: «В 90-е кто без работы оставался — в бригаду к бандитам шел. Но сейчас это не тема, туда не идут. А Новороссия — это тема, это и ты при деле, и семью можно прокормить». То есть нормальные такие ребята. И командир нормальный. Он россиянин, отставной майор, служил в 14-й армии как раз во время конфликта в Приднестровье.
Единственное, чего нам никогда не говорили, так это откуда то оружие, которым мы воюем. Знаю точно, что процентов на 70% — из местных разграбленных арсеналов. Но были и такие образцы, типа АК105, АК102, которых у украинской армии отродясь не было. Но мы не спрашивали. Меньше вопросов – меньше проблем.
Еще регулярно доводилось сталкиваться с казаками — российскими, в смысле. Они на своих грузовиках все время туда-сюда мотались. Не знаю, чего им на месте не сиделось. Но мы казакам не доверяли. Это они перед телекамерами смелые, а в бою бегут первые. И ленивые они очень. Нам командир всегда твердил: «Больше пота — меньше крови». Вот мы землю и рыли. У нас всегда были и основные окопы, блиндажи, и запасные. А казаки никогда ничего такого не делали. Говорили: «Мы не мужики, чтобы землю рыть. Наше дело — кавалерийская атака». А сами сидят, шашлыки жарят.
— Чеченцы там воюют? Правду про них рассказывают?
— Не знаю, мы не пересекались. Слышал я про них много, это да. Слышал самое разное. Но это же война. Слухи могут ходить самые невероятные, так что я ничего не скажу — не хочу говорить, чего не видел сам.
— Что еще запомнилось?
— Там все берут заложников. Это просто валюта такая. Не только противников в плен, или там кто раньше желто-голубой [флаг] вывешивал. Берут и просто местных. Сколько раз к нам за помощью приезжали! Придет женщина, лет 50-ти, и плачет: «Хлопчики, помогите, соседи вон ваши мужа с сыном увели ночью. Знаю, в милиции местной их держат, но меня не пускают». Ну, едем, разбираемся. Говорим, что эти местные нам помогают, зачем вы их забрали? Наш отряд знали, уважали, потому людей всегда отпускали.
Еще, помню, в администрации Макеевки был, вижу — на первом этаже, в полуподвале, человек десять сидит, глаза завязаны, руки связаны. Мужчины все. Спрашиваю, кто это? Говорят: «Укропов в плен взяли». «И зачем они вам? Обменяли бы на своих». «Пусть поработают, восстанавливают, что разрушили», — отвечают. «Так они ж у вас не работают, сидят просто», — удивился я. Ответили, что не моего ума дело.
— Постоянные обстрелы мирных районов, домов, школ, которые показывают по телевизору, это правда или пропаганда?
— Ни то, ни другое. Конечно, никто не долбит из «Градов» целенаправленно по жилым кварталам, ни укры (регулярная армия), ни нацгвардейцы, ни мы. Нет там такого. Да и не столько там у всех боеприпасов, чтобы долбить в белый свет, как в копеечку. Знаете, сколько одна ракета «Града» стоит? А ракета «Урагана» еще в десять раз дороже! Так что нет такого, чтобы расстреливать мирных жителей специально. Но если, скажем, во дворе жилого дома миномет поставить и огонь вести, даже всего два-три выстрела, то ответка, конечно, прилетит. Прилетит туда, откуда стреляли. И, конечно, в дом тоже попасть может, и попадает. Я такое множество раз видел.
Вообще, очень много глупостей на войне делается. Но некоторые вещи удивляют. Например, могут разрушать все, но сотовая связь будет работать. Не везде, конечно, но в основном работает. Потому что нужна и ополченцам, и украм. Я за все время в зоне боев ни одного спутникового телефона не видел, они там просто не нужны. При необходимости в большинстве случаев работают сотовые.
Еще вот что хочу сказать. Пацаном я интересовался оружием, читал много об этом. Читал, например, что кучность у АК сильно меньше, чем у американской М16. А там понял — чепуха все это! Когда прут на твою траншею, ты даже сам из нее не высовываешься — поднял над бруствером руки с автоматом и палишь в сторону противника, а сам его даже не видишь. Называется «прижимать огнем», пока свои не поддержат из КПВТ и минометов. Какая тут нафиг кучность?
— Ты вернешься в Донецк?
— Вернусь. Но, видимо, только к весне. Все равно зимой никто воевать не будет. Это только Красная армия в Великую Отечественную зимой воевала. А такие отряды, как в ДНР, в ЛНР, они зимой не воюют. Я вернусь, потому что я не доделал свое дело.
Антон Платов
Источник: rusplt.ru
