В последнее время российская общественность в связи с известными кризисными событиями была всецело сосредоточена на «украинской проблеме» и, в более широком плане, на вопросах отношений по линии Россия-Запад. Между тем, ситуация в Центральной Азии представляется достаточно тревожной и, по сути, является важным вызовом для безопасности России. Глазами информированных экспертов положение в Центральной Азии несколько не укладывается в достаточно жесткие стереотипы восприятия проблем «постсоветского пространства», в последнее время утвердившиеся с легкой руки желтой прессы в российском общественном и частично даже экспертном мнении. Это заставляет под достаточно неожиданным для широкой общественности углом взглянуть на целый ряд важных аспектов обеспечения безопасности нашей страны. В этом экспертном комментарии я затрону лишь некоторые ключевые проблемы.
Ситуация в Афганистане и ее влияние на безопасность постсоветской Центральной Азии и России. В целом, в Центральной Азии продолжается усиление нетрадиционных угроз безопасности России. Все эти угрозы тесно связаны с соседним Афганистаном. К ним можно отнести: терроризм и религиозный экстремизм, наркоторговлю (Россия — первая в мире страна по потреблению афганского героина), образование «несостоявшихся государств». Ситуация в Афганистане, к сожалению, не вселяет оптимизма. Прежде всего, речь идет о достаточно неустойчивом равновесии, сложившемся между двумя основными бывшими кандидатами в президенты, каждый из которых представляет крупную группу интересов: пуштунское большинство и национальные меньшинства севера страны, прежде всего, таджикское. В конце сентября состоялась инаугурация нового президента Афганистана Ашрафа Гани Ахмадзая и учреждение для его недавнего соперника по избирательной гонке Абдуллы Абдуллы должности главного исполнительного лица. Многим экспертам, и мне в том числе, представляется, что равновесие между двумя лидерами и, соответственно, между представляемыми им группировками очень неустойчиво.
Кстати, это — очень старая и до боли знакомая еще по периоду советской оккупации Афганистана ситуация. Тогда правящая просоветская НДПА была постоянно раскалываема по тому же пуштуно-таджикскому принципу борьбой между группировками «Хальк» («Народ», пуштуны) и «Парчам» («Знамя», преимущественно таджики). По сути дела, именно эта борьба и привела Политбюро ЦК КПСС к решению об убийстве Амина («халькист» и ярый пуштунский националист, превративший борьбу с таджиками и другими «парчамистами» в свою главную задачу) и о введении советских войск. Затем эта борьба в скрытом виде продолжала разлагать режим НДПА вплоть до его печального конца.
То же самое мы видим и сейчас в Кабуле, просто старый этап, когда шла скрытая борьба между таджикскими полевыми командирами-«моджахедами» и пуштунами, группировавшимися вокруг президента Карзая, замещается новым этапом, когда соответствующие группировки будут представлять пуштун Гани и полутаджик Абдулла. Чтобы подчеркнуть свою пуштунскую базу, Гани (бывший работник международных финансовых структур и профессор в США, долгое время не имевший ничего общего с Афганистаном) даже стал активно использовать прежде подзабытое им родовое пуштунское имя Ахмадзай.
Однако пуштуны, голосовавшие за Гани, в большинстве своем продолжают поддерживать Талибан. И остается серьезный вопрос, будут ли таджикские командиры, до сих пор преобладающие в афганской армии, сражаться за пуштуна? Есть высокая вероятность, что они поступят при соответствующих обстоятельствах абсолютно так же, как это сделали прежние северные племенные формирования, ушедшие на север, бросившие Кабул и «сдавшие» моджахедам режим Наджибуллы после того, как СССР перестал платить им деньги. Иными словами, выживание кабульского режима в его нынешнем виде, видимо, зависит от продолжения международной, прежде всего, американской помощи, как деньгами, так и прямой вооруженной поддержкой.
30 сентября, в преддверии окончательного вывода до конца 2014 года международных сил содействия безопасности из страны, в Кабуле было заключено соглашение о сотрудничестве в области безопасности между Афганистаном и США. По этому соглашению часть американских войск останется на территории страны. Детали еще точно не известны, но, видимо, их будет достаточно для того, чтобы под контроль талибов не перешли хотя бы ключевые стратегические пункты.
Отмечу, что Россия недовольна очень многими аспектами нашего сотрудничества с США в стабилизации Афганистана. Однако официальная позиция по поводу того, что такое сотрудничество необходимо, сохраняется.
Для России вся эта ситуация актуальна не только в связи с афганским героином, практически бесконтрольно идущим к нам через Центральную Азию. На севере Афганистана силы международных террористов, союзных Талибану (там и узбеки, и выходцы с Северного Кавказа, и уйгуры, и проч.), появились уже на границах Таджикистана и Туркменистана. Нельзя забывать также очень простое обстоятельство: центральноазиатские армии (включая даже, безусловно, самую сильную из них, узбекскую) достаточно слабо проявили себя во время «Баткенской войны» на юге Кыргызстана еще до «глобальной войны» с терроризмом. Причем им надо было противостоять тогда очень небольшой группе узбекских экстремистов, а теперь потенциальная угроза намного больше. Между тем, центральноазиатские армии с тех пор принципиально лучше не стали.
Еще более вопиющий пример, который должен вселить тревогу и в центральноазиатскую, и в нынешнюю кабульскую элиту, — это то, как разбежалась перед небольшими и очень слабо вооруженными отрядами «Исламского государства» (ИГ) созданная американцами с огромными финансовыми затратами и хорошо вооруженная иракская армия. Она побросала не только свои вооружения, но даже оставила за собой 200 млн долларов золотом и наличными в банке одного из крупнейших городов Ирака.
В результате в самый критический период наступления «Исламского государства» на столицу Ирака, Багдад от взятия войсками ИГ спасали, в том числе, иранские «Стражи исламской революции» (точно так же, как до этого они спасли шиитский режим Асада в Сирии). Они делали это не потому, что хотели помочь США, который для стражей, в соответствии с заветами Хомейни, — «Большой Сатана», а потому, что спасали от иракских суннитов своих единоверцев — иракских шиитов. Кстати, одна из причин развала иракской армии была схожа с афганскими проблемами — противоречия между суннитским меньшинством на севере и шиитским большинством на юге.
Россия, как известно, гарантирует безопасность трех центральноазиатских государств — Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана — в рамках ОДКБ. Это не простая благотворительность, мы слишком тесно связаны с этими странами (в том числе, через миграционные потоки). Поэтому потенциальная катастрофическая ситуация в них немедленно затронет и Россию. Кстати, реформы, проводимые в российской армии и связанные с повышением мобильности войск и созданием соединений постоянной готовности, имели в качестве одной из основных задач создание боеспособных соединений на случай потенциальной дестабилизации обстановки исламскими экстремистами в Центральной Азии. Для этого развивались и различные новые международно-политические форматы в рамках ОДКБ.
Россия решала при этом задачи по обеспечению не только собственной безопасности, но и безопасности своих центральноазиатских партнеров, в интересах всех ключевых мировых игроков, включая страны ЕС, США и Китай. К сожалению, в настоящее время эти войска отвлечены от основной миссии и решают другие задачи — в том числе, на российско-украинской границе. При этом, кстати, они продемонстрировали достаточно высокую боеспособность, что отмечают даже критически настроенные по отношению к российской политике военные эксперты (А.Гольц и др.).
Угроза «Исламского государства». По сути, как я уже отмечал выше, против ИГ сложилась-де-факто достаточно интересная коалиция, включающая в себя США и их союзников, а также Россию и Иран. В какой-то мере это повторяет те события, которые имели место во время особенно активной фазы «глобальной войны с терроризмом», в частности, в период американского вторжения в Афганистан в рамках операции «Enduring Freedom».
Экстремистское ИГ реально представляет большую угрозу для постсоветских государств Центральной Азии и Кавказа. В частности, потому, что в ее рядах воюет большое количество выходцев из соответствующих стран. Они могут вернуться домой и начать распространять свои экстремистские воззрения и вербовать террористов или, что еще хуже, руководство ИГИЛ может использовать их для совершения террористических актов у себя дома.
В интернете уже распространялись угрозы со стороны ИГИЛ в адрес постсоветских государств, и возможность террористических действий экстремистов против постсоветских государств широко обсуждается как экспертами, так и спецслужбами соответствующих стран. В частности, недавно широко обсуждалось соответствующее публичное сообщение узбекских спецслужб. Глава КНБ Казахстана также озвучил информацию, что в рамках ИГ действует так называемый «Казахский жамагат», куда входит около 300 человек, причем половина из них женщины (их как потенциальных «шахидок» вообще очень активно используют экстремисты).
В целом, даже ситуация в таком стабильном и относительно (по сравнению с центральноазиатскими соседями) богатом и эффективно управляемом государстве, как Казахстан, имеет тенденцию к ухудшению. Например, недавно в Алматы спецназ провел операцию по захвату предполагаемых террористов, что свидетельствует об очередном оживлении исламистского подполья. В мировой прессе также есть много свидетельств вербовки граждан России и работающих у нас мигрантов из Центральной Азии для войны с «неверными» в Сирии и Ираке, а также в Афганистане. А если эти люди будут снова, как в 2000-е, использованы, чтобы совершать теракты у нас?
Исламское государство — это новая угроза по сравнению с афганской, но, разумеется, соотносительные масштабы этих угроз искажать не следует, как это иногда делает желтая пресса. Пока, на мой взгляд, афганская ситуация — угроза №1 и для России и для Центральной Азии.
«Новые-старые» угрозы безопасности. К сожалению, ключевыми угрозами безопасности в Центральной Азии продолжают оставаться даже не внешние, а внутренние факторы. Перечислю лишь некоторые из них, наиболее актуальные с точки зрения безопасности России.
Существуют серьезные угрозы внутриполитической стабильности в странах региона. Прямая параллель между событиями в арабском мире («Арабской весной») и ситуацией в Центральной Азии популярна в желтой прессе, но не верна. Роль религии в обществе в Центральной Азии отличается от арабского мира, и, кроме того, Центральная Азия очень неоднородна в этом отношении. Скажем, в Казахстане, Кыргызстане, Туркменистане религиозный фактор в политике слабо представлен по сравнению с Узбекистаном и Таджикистаном.
Основной потенциал внутренней дестабилизации в Центральной Азии сейчас, к сожалению, сложился в Кыргызстане, где, кстати, роль религии в политике относительно невелика. Это особенно актуально для России с учетом того, что Кыргызстан собирается вступить в Евразийский экономический союз, а также традиционно является одним из основных поставщиков в Россию трудовых мигрантов. После двух революций там имеет место периодически обостряющийся политический кризис, а государственные структуры, включая силовые, очень ослаблены. Все соседи Кыргызстана, и, прежде всего, Россия, естественно, должны принять это во внимание и всемерно стараться помочь стабилизировать ситуацию.
К числу важных факторов внутренней дестабилизации даже в относительно благополучных государствах региона (в частности, Казахстане) можно отнести потенциальные проблемы с передачей верховной власти. Парадокс, но такие успешные и эффективные президенты, как Нурсултан Назарбаев, десятилетиями оказывают слишком большое личное позитивное влияние на все процессы в государстве. Если такой лидер уйдет из власти просто потому, что никто не вечен, то найти ему достойную замену очень тяжело. Есть также и долговременные социальные проблемы, подрывающие стабильность во всех странах Центральной Азии, хотя и в существенной разной степени (Казахстан — лучше всех). Это бедность, коррупция, межрегиональные и межклановые конфликты.
Интересно, что Узбекистан, где также стал актуальным вопрос о передаче верховной власти президентом Исламом Каримовым (причем, что признают и западные эксперты, тоже достаточно эффективным, по крайней мере с точки зрения обеспечения политической стабильности и безопасности), плохо оценивается в международных индексах потенциальных «несостоявшихся государств». The Fragile States Index в 2014 году поставил его на 48-е из 178 мест (шкала реверсивная, то есть западные эксперты рассматривают Узбекистан как 48-е по степени угрозы распада государство в мире из 178 проанализированных). Эта западная оценка ставит Узбекистан даже ниже Кыргызстана, что, на мой взгляд, является уже явным перебором, возможно, мотивированным соображениями «демократизации».
Крупные межстрановые противоречия давно сложились по поводу раздела вод трансграничных рек. Это для Центральной Азии ключевой вопрос и энергетической, и продовольственной безопасности. Прежде всего, речь идет об очень остром конфликте Узбекистана и Таджикистана, есть также трения между Узбекистаном и Кыргызстаном, другими выше- и нижележащими странами по течению рек Аму-Дарья и Сыр-Дарья. Президент Узбекистана Каримов уже высказывался по поводу возможности «водных войн» в регионе, Таджикистан же продолжает обвинять Узбекистан в транспортной блокаде.
В дополнение к этим межстрановым противоречиям растут противоречия между крупными мировыми державами, вовлеченными в центральноазиатские дела (США и их союзники, Китай, Россия). Это относится и к российско-западным противоречиям, особенно в контексте украинских событий, и к американо-китайским в контексте все растущего военно-политического противостояния в Тихом океане. А это ведет к разнонаправленному давлению на центральноазиатские страны, интенсификации второго издания «Новой большой игры». В результате проблемы безопасности в регионе растут, а решать их некому, так как все ключевые внешние игроки, которые могли бы помочь, вместо этого борются друг с другом за влияние. Образно это можно представить по образцу старой басни Крылова о лебеде, раке и щуке, которые тянут Центральную Азию как международный регион в разные стороны.
В целом, для эффективного разрешения указанных выше проблем в целях обеспечения национальной безопасности России на очень сложном, многофакторном и противоречивом центральноазиатском направлении надо, как мне представляется, искать новые пути и новые подходы, в том числе, в нашей внешней политике.
Андрей Казанцев
Источник: mgimo.ru
