Годовщина Майдана отмечается и обсуждается исключительно с точки зрения последствий, к которым он привел. На Майдан сегодня принято смотреть как на отправную точку, как будто до этого ничего не было. Вначале был Майдан. Но, возможно, это ложный взгляд, который не позволяет в полной мере осмыслить, что все-таки происходит.
Уже хотя бы потому, что украинский переворот – особый кейс в череде «цветных революций» последних лет: в большой степени он действительно был спровоцирован извне. Не в том смысле, в каком любит рассуждать о причинах революций Владимир Путин: могущественные иностранцы мутят воду и толкают народ на власть, – а ровно в противоположном: могущественные иностранцы так давят на власть, что та начинает метаться, принимает критическую массу абсурдных решений и доводит народ до ярости. Резьба срывается.
Виктор Янукович неудачник. У него и тогда, осенью 2013 года, дела шли плохо. Но не развернись он на 180 градусов накануне вильнюсского саммита, где должно было быть подписано соглашение об ассоциации с Европейским союзом, и сотни тысяч человек не вышли бы на улицу. Никто не знает, что сказал ему 9 ноября в ходе их последней предмайданной встречи Владимир Путин, – встречи, про которую кремлевский сайт молчит, а украинские СМИ писали, что она прошла на какой-то военной базе. Но есть подозрение, что эти слова не очень удивили украинского президента – после всех унижений лета и осени 2013-го он наверняка был готов услышать самое страшное.
Не так давно сначала украинский депутат Геннадий Москаль, а затем спикер польского парламента Радек Сикорски сообщили, что Путин еще год назад шантажировал Януковича Крымом (Сикорски, впрочем, потом взял свои слова обратно). Доказать, так это или нет, невозможно, хотя звучит логично: слишком уж стремительно и блестяще была проведена крымская операция – через несколько дней после того, как неожиданно для всех, в том числе и для Путина, Янукович бежал из Киева. Не похоже на экспромт.
Этот миг мы приближали, как могли. С чего начался Майдан? Если окинуть взглядом домайданную российско-украинскую повестку, то непоследовательность действий и отсутствие четкой линии бросаются в глаза. Чего хотела Москва от Киева? Что ей все-таки было нужно? Блокировать европейскую интеграцию? Но до возвращения Владимира Путина в Кремль в Москве спокойно смотрели на работу над пакетом соглашений с ЕС, которую вела команда Януковича.
Еще весной 2013 года российские чиновники не исключали существования Украины в двух торговых зонах одновременно, и при желании все это можно было устроить. Янукович пошел бы навстречу в существенных технических деталях, – он не скрывал от Москвы, что ассоциация с ЕС ему была важна прежде всего как инструмент внутренней политики, как предвыборный сигнал для западной части страны. Не говоря уже о том, что подписывать ассоциацию тогда еще не был готов Брюссель, настаивавший на освобождении из тюрьмы Юлии Тимошенко.
Но все, что творилось между Москвой и Киевом с мая 2013 года и до Майдана, очень трудно описать в рамках сколько-нибудь стройной логики. С одной стороны, Кремль продолжает делать ставку на Януковича (а на кого еще?), с другой – практически объявляет ему войну. С одной стороны, в Кремле и Белом доме официально держат курс на переизбрание действующей украинской власти в 2015 году, и других установок нет. С другой – двигаясь в противоположном направлении, резко набирает обороты ортодоксальный экономист Сергей Глазьев, свеженазначенный путинский советник по евразийской интеграции, и начинается межведомственный бардак. А параллельно «Газпром» отказывается пересматривать газовые контракты.
Уже летом украинское направление российской политики представляет собой кучу малу и войну всех против всех. Киевский посол Михаил Зурабов устраивает визит Петра Порошенко, а Роспотребнадзор встречает его запретом импорта рошеновского шоколада. Ставить кроме как на Януковича по-прежнему не на кого, да это и не обсуждается, но в июле Путин идет с ним на открытый конфликт и вообще ведет себя оскорбительно. Он едет на Украину не в гости и не к Януковичу, а как строитель русского мира и к Виктору Медведчуку (тому самому, с которым они уже однажды проиграли «оранжевую революцию») – сначала на юбилей крещения Руси, а потом с байкерами в Симферополь. Чем не предисловие к «Истории русского мира», которая должна начинаться с присоединения Крыма?
Давление на Януковича оказывается столь сильное, что к концу августа антироссийские настроения в Киеве больше сродни истерике. Таможенный союз там не зовут иначе как таежным, на фоне конфликта с Москвой у Януковича растет рейтинг, сам он уже изо всех сил стремится в Европу, да и функционеры из Брюсселя теперь готовы идти навстречу. С конца сентября в чине путинского помощника в игру на Украине вступает Владислав Сурков. В общем, всем ясно, что Путин наступает, гнет, ломит изо всех сил, неясно только, опять-таки, зачем ему это все. В чем цель?
На взгляд со стороны политика России в отношении Украины летом и осенью 2013 года складывается в цепочку серьезных менеджерских просчетов. В принципе, так бывает. Российская история полна управленческих ошибок, и некоторые стране обходились довольно дорого. Не будь Николай I и его дипломаты, неизвестно почему поверившие в раскол между Англией и Францией, столь близоруки и глупы (а дипломаты еще и трусливы: разве можно сказать царю что-нибудь неприятное?), они не ввязались бы в турецкую авантюру, получившую потом название Крымской войны.
Исторические аналогии хоть как-то работали бы, если исходить из того, что у Владимира Путина была конкретная цель – например, сохранить статус-кво в отношениях с Киевом. Но, возможно, мы наблюдаем несколько иной случай. Тут имеет смысл вспомнить, с какой программой действий Владимир Путин садился в президентское кресло весной 2012 года. Главная проблема заключалась в полном отсутствии повестки дня: властвовать – это хорошо, но довольно скучно, когда речь идет о механическом исполнении протокола. И, остановившись на развилке между действием и застоем, Владимир Путин решил рискнуть. Попытка прорыва на неизвестном направлении – более или менее любом – выглядела заманчиво, особенно на фоне падающей экономики.
Недавно в Брисбене Ангела Меркель провела четыре часа наедине с Путиным, чтобы добиться ответа на вопрос «зачем?», и так и не получила, как говорят, ответа. Возможно, не потому, что Владимир Путин такой скрытный, а потому, что этого ответа у него нет в принципе: он не знает, зачем подогревает сегодня конфликт на юго-востоке, – точно так же, как нет у него четкого ответа на вопрос, зачем он год назад крутил в бараний рог Виктора Януковича.
Факт, что альтернатива застою и прозябанию реализуется на практике, стал очевидным в марте 2014 года, когда Россия присоединила Крым. Но, скорее всего, сама ставка на большой международный кризис была сделана раньше и без четкого понимания – как формы, в которой он будет развиваться, так и последствий, к которым он приведет. Но это как раз логично: на то она и авантюра, чтобы не иметь никакого представления, куда кривая в итоге вывезет.
Михаил Фишман
Источник: slon.ru
