В это воскресенье вечером моим детям стало очень плохо и было плохо два дня. Сегодня из заметки Гринпис я узнала, что Москва отравлена ртутью. Мне понадобилось два часа, чтобы забить машину необходимым и уехать в Калужскую область.
Неделю назад я прочла текст Валерия Панюшкина «Отравленный воздух» — про то, что, в общем-то, нет ничего важнее, чем то, чем мы дышим. Незадолго до этого в Москве стояла гарь, якобы от сжигания «порубочных остатков», которые вроде бы сжигать запретили. Еще чуть раньше город накрыло сероводородом, который, по мнению знающих людей, был вовсе чем-то другим. Еще раньше мы нюхали торфяные пожары под Брянском.
Еще раньше, в детстве, я читала «Желтый туман», «В дни кометы», «Отравленный пояс» и «День триффидов», который до сих пор остается одной из моих любимых книг. В принципе, я с детства готова к часу Ч, к тому, что настанет Великая перемена. На моей памяти были Чернобыль, Спитак, Новый Орлеан, Фукусима и еще десятки событий, моментально изменивших жизни сотен тысяч людей. В Москве еще не Спитак.
В воскресенье мы целый день были дома: пекли яблоки, приглашали друзей, ленились, впервые за много недель. Ближе к вечеру, когда гости ушли, я увидела у детей вокруг глаз огромные темные круги. Серо-буро-малиновые — лучше слова не подберешь, такие и были. Дети стали ныть, что у них кружится голова и болит живот. «Пересидели дома», — сказала я и потащила их за фруктами в магазин.
У нас жарко дома: чугунные сталинские батареи пышут так, что к ним страшно прикоснуться рукой. Это отдельный вопрос с департаменту ЖКХ и Б — зачем так топить в минус 5. Но поэтому у нас и форточки нараспашку: не для Питера Пэна, как думают некоторые, а чтобы хоть чем-то дышать. Видимо, мы надышались.
Пришли домой, легли спать, дети жаловались, что им очень плохо. Утром в понедельник я встала разбитая, их поднять не смогла, оставила дома. Думала, что мы все подцепили грипп, хотя странный — ни температуры, ни кашля. Только бледность, слабость, дурная голова, резь в животе, заложенный нос. Два дня дети пропустили в школе.
Позавчера мне позвонила моя бдительная бабушка. «Какой-то странный запах из окна», — гворит. — «Как будто бы гарь, но как будто бы пахнет духами». Вчера я закинула сумку в багажник, захлопнула дверцу. На бампер ссыпалась горстка странного серого пепла.
Сегодня я прочитала заметку на сайте Гринпис, из которой следует, что в то самое воскресенье тем самым вечером в нескольких километрах от нашего дома произошел пожар в НИИ вакуумной техники, в результате которого испарилось большое количество ртути. Ее концентрация в воздухе над Москвой превышает допустимые нормы: по оценкам МЧС — в пять-семь раз, по оценкам Гринпис — в 40. То, что было с моими детьми и со мной — клинические симптомы ртутного отравления.
Пары ртути тяжелые. Они не летят далеко. Воздух над Москвой стоит: ветер слабый, облака плотные. Ртутное облако никуда не уйдет — оно будет медленно дрейфовать над Москвой и постепенно оседать на дома, на деревья, на землю, на нас. Это займет много дней.
Я не смотрю телевизор. Но многие смотрят. Как выяснилось, мой папа и свекровь слышали в новостях про пожар и про разлив ртути. Но то, что они услышали, ни того, ни другую не навело на мысль о взаимосвязи плохого самочувствия внуков и этой невнятной новости.
Мы выезжали из Москвы уже в сумерках. Свет фонарей вяз в густом смоге. Верхушка ЖК «Вертикаль» терялась в дымке. Моющая жидкость оставляла на стекле гаревые разводы. Дети рассказывали, что сегодня многих одноклассников не было в школе, все чем-то болеют. Все живут в окрестностях Ленинского. Но болеют и дети моих знакомых в Тушино и на Речном.
По иронии судьбы наш калужский дом оказался на границе Москвы. Но это все-таки 75 киометров от МКАД. Тут ясное небо, нежный растущий месяц. Можно дышать.
Вывозите детей из Москвы. Хотя бы на несколько дней. Это не шутки.
Марина Хрусталева
Источник: snob.ru
