Украинская революция и контрреволюция. Часть 1 | Информационные технологии. Обзоры устройств, комплектующих

Один мой товарищ, известный в узких кругах под позывным «Полковник», весьма подкованный в марксистско-ленинском ключе, на мои слова о том, что БП в России вызовет революцию, весьма убедительно возразил: мол, революции случаются не тогда, когда массе стало нечего кушать, а тогда, когда в этой массе укореняется убеждение, что ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ. Действительно, в позднем СССР никто не голодал, а качество жизни в некоторых республиках был сопоставим с европейским, но совок рухнул.

Например, в начале 80-х западные эксперты сравнили качество жизни в Эстонии и Дании. Жаль, ссылку на документ не могу дать, но может, кто-нибудь подскажет, публикация материала была весьма резонансной, я лет 5 назад читал его. Так вот, эксперты не сделали однозначного вывода, где людям живется лучше. В чем-то было лучше в Дании, например уровень зарплат был значительно выше. Но в Эстонии была ниже стоимость жизни. К тому же из общественных фондов (бесплатная медицина, образование, соцобеспечение, ЖКХ, дешевый транспорт) эстонцы получали столько «бесплатных» благ, какие просто не снились датчанам, которые даже горячую воду дома считали роскошью.

Если сравнивать чисто материальные аспекты бытия, то у эстонцев не могло быть повода для недовольства, особенно учитывая исторический бэкграунд — еще 40 лет назад дедушки и бабушки молодых эстонцев жили в бедности, граничащей с нищетой. Тем не менее, в массовом сознании эстонцев укоренилось убеждение, что ТАМ люди живут прекрасно, а их «грабит Москва»: Они ТАМ ездят на «Мерседесах», а мы тут на «Жигулях», они ТАМ свободно могут поехать в любую страну, а мы тут, когда захочется глотнуть воздуха свободы, можем только слушать финское радио, потому что ТУДА нас не пускает КГБ. В общем, как ни парадоксально, именно те, кто лучше всего жил в Советском Союзе (самые богатые республики — Грузия и ЭССР) были самыми ярыми антисоветчиками. Конфликт с правящим режимом лежал не в материальной, а в мировоззренческой сфере.

Итог известен. Про грузин скромно умолчим — они быстро скатились «в Африку».  Эстонцам повезло больше — их взяли в Европу на правах батраков. Для них — дело привычное, эсты веками были батраками и прислугой шведских господ и немецких баронов, так что менталитет у народа сформировался соответствующий. Холуйский, прямо скажем. А холуй может жить в господском доме, носить обноски с его плеча и есть объедки с барского стола, но никогда не станет ему ровней. Поэтому сегодня сравнивать качество жизни населения в Эстонии и Дании никто не пытается, это несопоставимые категории. Уровень жизни еще как-то можно сравнить. Вот что говорит аналитик Департамента статистики Эстонии Пия-Пирет Эомойс об уровне бедности в Эстонии:

«В странах-членах Евросоюза 16 процентов всех ее жителей живут в относительной бедности. В Эстонии живет в бедности 18 процентов населения, что означает, что 241 800 человек должны сводить концы с концами на 27 981 крон в год…
…Если в Эстонии у людей, живущих в бедности, годовой доход остается ниже уровня 28 тысяч крон, то в Люксембурге черта бедности — 280 000 крон…
…В Эстонии около 44 тысяч людей, которые имеют работу, но живут в бедности. В Эстонии в руках 20 процентов самых богатых жителей страны сосредоточен 41 процент всех доходов, в то время как на долю самых бедных 20 процентов приходится лишь 7 процентов доходов…
…В Эстонии в бедности живет каждый четвертый не достигший 15-летнего возраста ребенок».

Спрашивается, почему при проклятом совке, где «все лучшее — детям», где не было такого вопиющего социального неравенства, где люди могли гордиться не количеством богатых, а отсутствием бедных, где реально работали социальные лифты, эстонцы были изнуряемы мыслью, что ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, хотя относительно других советских людей они жили лучше, а сейчас у них такого чувства нет, хотя относительно братьев-европейцев они на нижних ступенях иерархии? Недовольства собственным положением, душного страха перед будущим, осознания себя унтерменшем  — хоть отбавляй, но даже мысли о том, что ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ в головах эстонского быдла не шевелится. Почему? Да все элементарно просто. При совке у них была ЗАХВАТЫВАЮЩАЯ МЕЧТА О БУДУЩЕМ. Нет, не о коммунизме. Эта мечта была о том, чтобы жить, как ТАМ, избавившись от «русской оккупации». О жизни ТАМ они ничего не знали, но у них было ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, о том, как ТАМ живут. Ничего общего с реальностью это представление не имело, это была сладкая фантазия, но ради этой фантазии эстонцы готовы были и пошли на баррикады.

Сегодня у них нет никакой мечты, никакого идеала, фантазии, альтернативы, ради которой стоит бороться. Существующий порядок вещей, каким бы он ни был пошлым и унылым, представляется НЕЗЫБЛЕМЫМ, и потому любое недовольство, неудовлетворенность переплавляются не в протест,  а в чувство БЕЗЫСХОДНОСТИ. Чувство безысходности приводит к конформизму, стремлению максимально хорошо устроиться в нынешних условиях, победить своего собрата в конкурентной борьбе за место под солнцем. Места солидарности, братству, товариществу в этом мире нет. Есть лишь конкурентоспособность, ка мерило жизнеспособности. Поэтому случись в Эстонии БП, упади там уровень жизни хоть в 10 раз, никакой революции не произойдет. Потому что нет в массе убеждения, что ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, и нет даже мысли, что можно жить ИНАЧЕ.

Значит ли это, что я не прав насчет БП, как причины революции? Так я, собственно, и не утверждал, что БП станет причиной революции. Я говорил более конкретно — БП станет стартером революции. БП вызовет стремительные трансформации в массовом сознании, которые не только убедят биомассу, что  ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, но и родят ту самую ЗАХВАТЫВАЮЩУЮ МЕЧТУ О БУДУЩЕМ, ради которой миллионы ныне всем довольных хомячков, живущих с отключенной за ненадобностью мозговой функцией, готовы будут пойти на баррикады.

Почему в Эстонии этого произойти не может? Потому что в случае ухудшения жизни население оттуда просто свалит. Ну, жила прислуга в подвале, подвал затопило. Добрый барин разрешит пожить в сарае. То есть это в большей степени проблема хозяина — как наладить жизнь своих холопов. Собственно, уже сейчас эстонцы готовы сбежать из Эстонии: «37% жителей Эстонии в возрасте 15-35 лет готовы на некоторое время уехать работать в другую европейскую страну, 27% готовы провести за рубежом достаточно длительное время» (источник). Среди молодежи «поравалильщиков», согласно тому же изданию, 64%. Эстонцы мысленно уже поставили на Эстонии крест.

А вот из России русским бежать некуда. Даже в качестве холопов 140 миллионов рыл никому не нужны. И потому любой внешний вызов становится причиной мобилизаци и трансформации общества, стимулом социального творчества. Некоторое количество сбежавших с корабля крыс не в счет. Собственно, вся история России — это ответ на внешние вызовы. Не всегда удавалось найти адекватный ответ с первого раза, эволюционным, так сказать, путем. Поэтому вторая попытка была в более жестких условиях, когда успех могли принести только революционные  методы.

Ответьте мне на простой вопрос: какая задача стояла перед революцией 1917 г.? Задача перед революционерами всегда стоит одна – захватить и удержать власть. Но если вы хотите сформулировать ЗАДАЧУ РЕВОЛЮЦИИ, вы должны ответить на вопрос, ЧТО НАДО СДЕЛАТЬ, чтобы удержать власть. Большевики могли удержаться у власти только в одном случае — если они осуществят индустриальный переход. Конечно, есть дурачки, которые думают, что власть можно удерживать путем массовых расстрелов и закручивания гаек. Да, можно, но лишь очень непродолжительное время. В 1941 г. большевиков не спасли бы расстрельные команды. И даже 20-миллионная армия рабов, у которых семьи взяты в заложники, а за спиной — заградотряды, их бы не спасла. Спасти режим могли только танки и самолеты, которые дает лишь передовая индустрия. А индустрия — это не только заводы, железные дороги и шахты, и даже не их количество. Это КАЧЕСТВЕННО ИНОЙ УКЛАД ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА.

Колонизаторы в Африке и Азии тоже строили шахты и железные дороги, а при необходимости и заводы, но при этом уклад жизни туземцев они не только не меняли, они его консервировали на стадии феодальных отношений. Поэтому развитие индустрии на периферии капитализма не приводило к индустриальному переходу и не создавало общества нового типа. Точно так же и в царской России сколь бы бурно не развивалась индустрия, во первых, она была по большей части иностранной, во-вторых, не порождала качественных социальных изменений. Индустриализация в России во второй половине XIX-начале XX веков носила колониальный характер, была неполноценной.

Позорное поражение в Восточной войне (у нас ее называют Крымской по основному театру военных действий) вполне отчетливо показало, что в мире, где доминируют промышленно развитые страны, место отсталой крепостнической, полуфеодальной России у параши. Был шанс осуществить модернизационный переход в период 1856-1917 гг. эволюционным путем. Шанс был просран. Да, после отмены крепостного права темпы промышленного развития существенно выросли. Но, во-первых, качественное отставание от Запада все эти годы лишь нарастало. В забеге побеждает не тот, кто бежит быстро, а тот, кто бежит быстрее. Во-вторых, тогдашняя элита не понимала самого главного — индустриализация колониального типа не приводит к индустриальному переходу. Более того, сам переход к новому социальному укладу страшил старую аристократическую элиту, потому что это означало ее самоустранение на вторые роли.

Да, можно распахнуть двери перед иностранным «инвестором»: вот тебе дармовая рабочая сила, вот тебе залежи природных ресурсов, вот тебе налоговые льготы — строй завод. Да, иностранные инженеры построят самый современный завод, оснастят его самыми совершенными станками и будут производить по лицензии самую передовую технику. Но этот «лицензионный капитализм» приведший к технологическому рабству, постепенно подъедал последнее, что еще отличало Россию от колонии — ее государственный суверенитет.

Элита думала, что она делает все правильно: мол, Петр Великий и Екатерина Великая выписывали из Европы мастеров, которые наладили в России мануфактуры, и мы так же сделаем, пригласив европейских «инвесторов». Они посылали русских дурней учиться в Европу, а мы сделаем хитрее — не будем ждать, когда наши ньютоны и ломоносовы ума наберутся, а купим самые передовые технологии и быстро все наверстаем. Но расчеты эти оказались в корне неверными.

Во-первых, в индустриальную эпоху лишь та страна имеет право называться индустриальной, которая обладает технологическим суверенитетом, проще говоря, контролирует всю производственную цепочку. Для этого же необходимо иметь собственные инженерные кадры, чтобы не зависеть от иностранных лицензий. А, самое главное, надо иметь независимость от иностранных средств производства средств производства. Ведь любой «инвестор», если он берется поставлять в отсталую Россию станки, будет в первую очередь озабочен тем, чтобы Россия сама не стала их производить. Это же логично?

Во-вторых, промышленные «инвестиции» идут только в комплекте с иностранным банковским капиталом, а это такой насос, который на один рубль иностранных «инвестиций» выкачивает за рубеж три рубля прибыли. Ради «инвесторов» даже рубль сделали конвертируемым (привязали к золоту), и после этого Россия не могла ни одного года протянуть, чтобы не занять деньги у европейских банкиров. Точнее, золото. Потому что европейские «инвесторы» получали в России, где был в их интересах создан максимально комфортный «инвестиционный климат», прибыли, чуть не на порядок превышающие прибыли в Европе, обменивали бумажные рубли на золото и вывозили его в Европу. А потом то же самое золото ссужали царю Николашке под солидный процент, чтобы опять его вывезти. И Россия не могла взять и отменить привязку рубля к золоту, потому что в случае прекращения свободного обмена рубля на золото иностранные «инвесторы» просто закрыли бы заводы в России. Собственных же инвестиционных капиталов страна не имела потому, что они в бешенном темпе вымывались в Европу. В течение недели это вызвало бы паралич всей русской промышленности и отбросило бы страну в докапиталистическую эпоху. Поэтому и сегодня отмена режима внешнего валютного управления невозможна, поскольку для оффшорной илитки это означает мгновенное самоубийство.

Итак, почему был просран шанс эволюционного перехода к индустриальному обществу? Потому что элита совершила более чем преступление — ошибку: она решила не соперничать с Западом, бросившем России индустриальный вызов, а пошла по самому легкому и трусливому пути, попытавшись вписать Россию в Запад. И вот, в начале XX века наступил момент истины: России пришлось защищать свое право на существование в реальной схватке. Добрые «инвесторы» решили постелить шкуру русского медведя у своего камина. Тревожные звоночки русская элита, уже окончательно прописавшаяся в Париже и Лондоне, не услышала. Позорное поражение «европейской» империи в войне с Японией, которая шагнула в индустриальную эпоху буквально рывком из раннего средневековья, было уже не звоночком, а набатом, но и его никто не услышал.

Потом была серия балканских кризисов, которые показали, что Россия утратила способность влиять даже на те славянские страны, которые она сама создала, ценой крови русского мужика, освободив Балканы от турок. А потом случилась Великая война, ныне называемая Первой мировой, которая и похоронила Российскую империю. Западные «друзья» в отношении Российской империи имели совершенно те же планы, что в отношении империи Османской. И вроде бы февральский переворот 17-го года, устроенный под чутким руководством из английского и французского посольств прошел по плану. И октябрьский переворот, одобренный в американской миссии Красного креста (тогдашнее ЦРУ, Госдеп и фонд Сороса в одном флаконе) тоже вписывался в глобальный сценарий демонтажа России, как мировой державы…

А дальше все пошло не так. О причинах провала операции по окончательному решению русского вопроса написаны террабайты слов, сформулированы сотни версий, сделаны тысячи выводов на любой вкус и цвет. Я не буду их повторять, а всего лишь позволю себе обрисовать картину с высоты птичьего полета. Итак, большевики взяли власть, которую по задумке режиссеров должны были потерять через несколько месяцев вместе с Россией, разбитой на 10 кусков по этническому принципу.  А они не захотели. Никто не хочет терять власть. Царь не хотел отрекаться, но ему пришлось. И февралисты-либералы не хотели отдавать власть, но отдали ее, подержав в своих слабых холеных белых рученках всего несколько недель. Февралисты-социалисты, сменившие слабовольных буржуа, продержались у руля всего полгода, хотя за власть бились отчаянно. А большевики власть удержали. И поняв этот феномен, вы сможете понять, почему Россия тогда сохранилась и имеет шанс сохраниться в будущем.

Да, большеивики были более решительны, чем эсеры и кадеты, они готовы были ради удержания власти применять насилие. Но насилием невозможно удержать власть. Более того, применение насилия иногда приводит к совершенно обратному результату. Царь Николашка, расстреляв рабочую демонстрацию 9 января 1905 г. не укрепил режим, а получил революцию и вынужден был пойти на уступки буржуазии. Режим Керенского, расстреляв июльскую демонстрацию, фактически подписал себе смертный приговор. Правда, по случайному стечению обстоятельств, ему удалось пережить корниловский военный переворот (по иронии судьбы, при помощи своих будущих могильщиков – большевиков).

Большевики же расстреляли «мирную» демонстрацию за Уредилку, разогнали само Учредительное собрание — и никаких последствий не получили. Почему насилие в одних случаях вызывает жажду мести, а в других случаях встречает одобрение большинства? Подробно я  об этом писал тут, сейчас речь немного о другом. Большевики не были элитой в том смысле, в каком это слово обычно употребимо. Даже Ленин был лишь выходцем из элитарных кругов, но он был маргинальным русским эмигрантом. Верхушка большевистской партии была еще более маргинальной и еще менее русской. Видным представителем старой элиты в революционном правительстве был разве что Красин. Но и тот был не потомственным элитарием, а лишь талантливым топ-менеджером, как бы его назвали сегодня.

То есть в октябре 17-го после череды переворотов и кризисов старая элита, все ее слои — дворянско-помещичий, национал-буржуазный и либерально-интеллигентский, полностью обанкротились, сошли со сцены и новая власть действовала уже вне старой самоубийственной логики. Напомню, что старая элита вне зависимости от места в иерархии — и члены императорской фамилии, и помещики, проматывающие последние франки от заложенных-перезаложенных родовых усадеб, и национальная финансовая верхушка, и представители промышленного лобби, и интеллигенция (не только охранительная, но революционная) не пытались противостоять элите глобальной, а всеми силами пытались стать ее частью, предлагая Россию в качестве вступительного взноса.

Нет, ни русифицированная аристократия, ни европеизированная буржуазия, ни либеральное, ни патриотическое крыло элиты, не желали смерти России, они понимали, что их страна — единственный источник их благосостояния. Они были заинтересованы в том, чтобы котировки России, как актива, были максимально высокими, чтобы благодаря этому занять в глобальной элите более высокое положение. Это так же верно, как и то, что нынешняя оффшорно-путирастическая элита вовсе не работает по «плану Далласа», она заинтересована в сильной России, которую будут доить еще их дети и внуки. Но логика встраивания национальной элиты  в элиту глобальную означает отказ от борьбы, а отказ от борьбы предполагает только один исход — сдачу на милость победителю.

Это произошло с элитой царской России, это произошло с белогвардейской элитой, которую Антанта поимела и вышвырнула на парижскую панель, это произошло с постсталинской советской элитой, и это неминуемо произойдет с нынешней распильной илиткой. Сколько бы хомячки не занимались самогипнозом, убеждая себя, что Путин — патриот и государственник, развязка неминуема. Трусливому карлику не хватает духа назвать врагов врагами, он продолжает раболепно называть их «наши партнеры» и посылает им своими гневными речами «меседжи», весь смысл которых сводится к тому, что «мы же свои пацаны, мы же исправно платим дань, не надо нас гнобить». НАЦИОНАЛЬНЫЙ лидер в такой форме на вызов не отвечает. В такой форме можно лишь вымаливать личные гарантии при сдаче в плен. Но это что касается формы. По сути же капитуляция уже вступила в завершающую, фазу, на что показатели форсированного вывоза капитала намекают более чем непрозрачно.

Итак, на индустриальный вызов старая русская элита ответила соглашательством и  капитуляцией. Большевики же вызов приняли. Они принципиально отказались от встраивания в мировую элиту, они открыто назвали врагов врагами. Сталин предельно чпетко заявил: Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нам хана. Сказано было несколько иначе, но смысл точен. Почему большевики приняли вызов, находясь в положении куда более невыгодном, чем монархия находилась даже после проигранной Восточной войны, в которой западные «партнеры» предельно цинично отблагодарили  Россию за спасение от Наполеона? Ответ предельно прост: цари могли выбирать: то ли встать на пусть соперничества с Западом, то ли «дружить» с ним. А вот у большевиков такого выбора не было.

Не станем их идеализировать, они, понимая собственную слабость, хотели дружить с Западом буквально любой ценой. Они согласны были на любые уступки капиталистам, они готовы были даже признать долги царского правительства и права собственности иностранных капиталистов на их активы в России в обмен на официальное признание и КРЕДИТЫ. То есть они готовы были к продолжению индустриализации в колониальном стиле. Но Запад требовал от них именно полной капитуляции: мол, отдайте нам царские долги, отдайте НАШУ собственность, отдайте нам в виде компенсации за интервенцию против вас же в концессию вообще все, что у вас осталось, и вот тогда мы подумаем — признать вашу власть легитимной или нет. В этом заключался весь пафос Генуэзской и Гаагской конференций 1922 г., на которые большевики приехали во фраках и цилиндрах, даже своим внешним видом демонстрируя готовность «дружить». Но западная элита дружить с большевиками не пожелала. Да, ее понять можно — Европа была истощен войной, и с России ей хотелось получить шкуру, которую они уже считали своей. Запад просчитался. Советская Россия не только не сдохла, не смотря на политическую, дипломатическую, экономическую и даже гуманитарную блокаду, она, оказавшись перед выбором сдохнуть или победить, ПОБЕДИЛА.

Революционная элита нашла в себе способность стать НАЦИОНАЛЬНОЙ элитой, и впервые в истории страны она стала опираться не на забугорных «партнеров», а на собственный народ. Народ это оценил, и со своей стороны выразил готовность на любые жертвы ради сохранения. Вот вам краткая суть русской революции, победившей, но преданной.

Так вот, почему БП должен стать стартером именно революции, а не эволюции? Шанс на эволюционное развитие, на реформирование советской системы, на постиндустриальную модернизацию упущен в 80-х годах. Китай шансом воспользовался, а мы – нет. Постсоветская бюрократия в ответ на вызов взяла курс на утилизацию совка, на отказ от сверхдержавы в обмен на интеграцию в мировую элиту. Это путь к капитуляции, и потому путирастия не может закончиться ничем, кроме краха. Всякая попытка для русской элиты дружить с Западом, заканчивалась крахом, не вижу даже гипотетической возможности для главстерха стать исключением. Лично Путин, возможно, избежит виселицы, будет, как Горбачев, пиццу рекламировать, да лекции про борьбу с коммунизмом читать, благо, языками владеет. Но это дело десятое.

Дело в другом: постпутинская элита не сможет продолжать обанкротившуюся политику интеграции в мировую элиту. Точнее может, но не более успешно, чем это делали правительства Львова или Керенского. Чехарда временщиков может длиться полгода или даже пять лет, правительство «силовиков» свергнет условный «Навальный», того сменит условный «Рогозин», который будет балоболить о патриотизме и Родине, ничего не делая, но все это логически приведет лишь к углублению кризиса и вызреванию необольшевизма. К власти должна прийти новая элита, действующая по абсолютно новой логике и опирающаяся не на благосклонность американского посла, а на поддержку широких масс.

При чем тут массы? А при том, что сегодня в обществе сохраняется консенсус между быдлом и элитой: элита с молчаливого согласия быдла ворует, но делится с быдлом наворованным. Быдло готово терпеть элиту до тех пор, пока элита обеспечивает ему относительно высокий уровень потребления. В результате БП уровень потребления рухнет, и нынешняя элита не сможет ничем поддерживать свое господство. Пропаганда не всесильна, я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. Пропаганда не действует на пустой желудок. Насилие? Об этом даже говорить смешно. Постсоветское быдло отказалось от чести, совести, морали, справедливости, права строить свою жизнь по собственным лекалам всего лишь ради потребления: ради айфона, машины в кредит, турецкого курорта эконом-класса и 20-летнего ипотечного рабства. Но если режим перестанет удовлетворять потребительские запросы быдла (а это невозможно долго осуществлять путем утилизации экономики), то в массах со скоростью лесного пожара распространится убеждение, что ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, что сделает революцию неизбежной, потому что ЖИТЬ ИНАЧЕ в рамках старой парадигмы невозможно.

Вот такие мысли возникли у меня по поводу годовщины украинской Революции Достоинства. При чем тут Украина, о которой я не слова упомянул? Ну, умные люди, умеющие ухватывать аналогии, поймут. Для поколения ЕГЭ в следующий раз объясню на пальцах, на доступном школоте языке, йопта. (См. продолжение).

Алексей Кунгуров

Источник: kungurov.livejournal.com


Читайте также:

Добавить комментарий